Как и ожидалось, Владимир Путин уверенно победил уже в первом туре президентских выборов в России. Однако убедительность этой победы не снимает старых российских проблем, с новой остротой проявившихся в последнее время.
«В государстве следует четко различать арифметическое большинство и большинство политическое». Эти слова французского афориста Антуана Ривароля, написанные им в конце ХVIII в., когда только начинали решать всеобщим голосованием политические вопросы, актуальны и сейчас. Путин в России обладает и тем и другим большинством. Однако его политическое большинство заметно 'уже арифметического.
Забытая диалектика
В глазах людей, имеющих авторитет в образованном слое общества, наиболее сконцентрированном в Москве, преимущество нового-старого российского президента не выглядит бесспорным. И объяснять это воздействием созданных за американские деньги блогов мальчиков-проститутов или же просто данью моде, как Александр Фидель («Навальный из табакерки»), — значит упрощать проблему.
А одна из важнейших сторон последней заключается в том, что в России издавна есть широкая и влиятельная группа людей, аналогов которой нет в мире. Ведь ни в одном языке, кроме русского (а также языков народов, входящих или входивших в состав России), нет понятия «интеллигенция»
.
В остальном мире в ходу термин «интеллектуалы», тогда как слово «интеллигенция» употребляется неизменно с прилагательным «русская». И речь идет не об ином именовании принятого на Западе понятия, а о качественно ином понятии — подразумевающем (уже более полутора веков) широкий слой образованных россиян, которые борются с российским государством, какие бы формы оно ни принимало.
По определению философа Георгия Федотова (1886—1951), «русская интеллигенция есть группа, движение и традиция, объединяемые идейностью своих задач и беспочвенностью (т. е. оторванностью от народа. — А. П.) своих идей».
И нынешняя оппозиция в лице российской интеллигенции прекрасно вписывается в полуторавековую традицию. Именно характер этой оппозиционности — один из основных факторов, делающих невозможными и те отношения и оппозиции и власти, и ту гладкую смену власти, которые присущи западным странам, о чем автор этих строк уже подробно писал (Перемены против застоя — или стабильность против потрясений? // «2000», № 49(585), 9—15.12.11).
Конечно, можно называть российских несогласных интеллектуалов «люмпен-интеллигенцией», как предлагает Владислав Старинец (Пчелы против меда // «2000», № 51(587), 23—29.12,11). Но это лишь уводит от реальности. Люмпен-интеллигент — идеальный термин для определения широко известного в узких кругах поэта или художника брежневских времен, официально работающего, к примеру, сторожем. Но что общего с тем «поколением дворников и сторожей» у сегодняшних Бориса Стругацкого, Бориса Акунина, Дмитрия Быкова, Юрия Шевчука и многих других оппозиционных деятелей культуры, которые в современной России и широко известны, и давно соединили свое призвание и официальный заработок?
Если же слово «люмпен» применять к ним как уничижительный эпитет, то оно будет характеризовать в первую очередь того, кто так поступит, ибо никоим образом не перечеркнет таланта этих людей. А ведь, например, читатель «2000», критикуя Быкова сегодняшнего, отмечает в комментариях к статье о проекте «Гражданин поэт»: «Задолго до его увлечения политикой, вернее — собственной ролью новоявленного гуру-«эксперта» в политологии, ему удавалось достаточно высоко держать планку писателя-литературоведа. Достаточно назвать его фундаментальную работу из серии ЖЗЛ — «Пастернак» — или «А был ли Горький?»
Протест интеллигенции основан на ее традиционном восприятии России — дескать, в этой могучей стране всегда неуютно было жить отдельному человеку, ибо государственный монстр подавлял личность. Конечно, ни одна культура мира в своих лучших образцах не отождествляла народ и государство, но только в русской культуре существует традиция такогопротивопоставления этих понятий.
«Так уж повелось на Руси, что понятия Родины и государства никогда не совпадали... Мне не «не нравится» наше государство. Я его ненавижу. Потому что люблю свою Родину. Наша Родина всегда (выделение мое. — А. П.) была душой нашего народа. Государство — его клеткой», — писал в 1989—1990 гг. Михаил Задорнов в эпилоге своих очерков о США, полных восторгов по поводу американских улыбок и американских кефиров.
Высказываний подобного рода, принадлежащих известным деятелям русской культуры, можно без труда привести множество. Гораздо труднее найти примеры попытки задаться вопросом: что сталось бы с русским народом, не будь государства (со всеми его недостатками)?
Впрочем, великий русский мистик Даниил Андреев попытался не только поставить вопрос, но и дать ответ. В поэме о Смутном времени «Рух» он так описывает появление духа российской великодержавной государственности:
Зван на помощь демиургом,
Весь он — воля к власти, весь,
Он, кто богом Петербурга
Чрез столетье станет здесь.
И, покорство разрывая,
Волю к мощи разнуздав,
Плоть и жизнь родного края
Стиснет, стиснет, как удав.
Жестока его природа.
Лют закон,
Но не он — так смерть народа.
Лучше — он!
То есть всю жестокость этого государства поэт видит, но сознает и то, что именно оно — форма существования народа, без которой народ был бы обречен. Такова диалектика.
Даниил Андреев писал эту поэму в 1952 г. во Владимирской тюрьме. Обстановка, в которой он находился тогда, да и вся атмосфера жизни страны, казалось бы, склоняли скорее не к подобной диалектике, а к однозначности, присущей процитированным высказываниям Задорнова. Тогда как обстоятельства, в которых Задорнов сочинял «Возвращение», напротив, в большей мере благоприятствовали диалектическому подходу. Он был не просто на свободе, а пользовался высшей по тому времени (в интеллигентском сознании) советской свободой — выезда за рубеж. И страдал главным образом от потребительского дефицита в СССР — основные черты сталинского государства тогда уже исчезли. То, что он при этом не проявил склонности к диалектике, объясняется двумя причинами. Во-первых, истинный интеллект всегда и везде явление редкое. Во-вторых, сама традиция борьбы интеллигенции с государством и ее беспочвенность противились диалектике и подталкивали к однозначности.
(продолжение следует)
Community Info