Пореформенное поколение при наличии быстро развивающейся профессиональной интеллигенции (согласно статистическим данным, в 1855 году в России было около 20 тысяч людей с высшим образованием, а в 1897 году уже 120 тысяч) не выработало общеинтеллигентской мифологии, зато образовало три субкультуры, которые символизировала нигилистическая, народническая и террористическая мифология. Мифологические символы соответствовали исторически достоверным интеллигентским фигурам, представленным в полученном нами конечном исчислении (см. выше).
Нигилистическая мода критически относилась к общепринятым культурным ценностям, не отличалась толерантностью и тактичностью, но зато была альтруистична, правдива и свободолюбива. Этос нигилиста 60-х годов можно выразить формулой: альтруизм + нетерпимость + отрицание общепринятой культуры. С нигилизмом соседствовал скептицизм, который, выражая сомнения в культурных стереотипах, воздерживался от решительного их разрушения.
Этические формулы народничества выглядят иначе. Можно по-разному оценивать практические акции народников, хотя бы бестолковое, стихийное «хождение в народ», но все-таки нельзя не признать, что народнический миф — самый красивый из интеллигентских мифов. Это миф о любви, пусть безответной, о надежде, пусть несбыточной, о жертве, пусть непрошеной. Это миф об идеальном гуманисте-интеллигенте, религиозно во-одушевленном атеисте, наделенном русским национальным характером. Этос молодых романтиков-народников (согласно статистике, более 60% народнического движения 70-х годов составляли студенты, семинаристы, гимназисты) выражает формула: альтруизм + толерантность + -народопоклонство (культ народа). Этот миф служил идеологическим руководством для нескольких поколений врачей, учителей, инженеров. В тех случаях, когда эгоистический индивидуализм пересиливал альтруистические установки, получалась фигура сноба с формулой эгоизм + толерантность + признание современной культуры.
В конце 70-х годов народнический гуманизм трансформировался в террористический квазигуманизм, для которого этическая формула приобрела вид: альтруизм героя-жертвы + воинствующая интолерантность + фанатичное следование партийным программам. Историческая правда романа Ф. М. Достоевского состоит в том, что он показывает социально опасные фигуры нигилистических «бесов», которые оказываются вовсе не интеллигентами, а интеллектуалами-деспотами и интеллектуалами-циниками. Таким образом, антинигилистический роман Ф. М. Достоевского можно интерпретировать как оправдание интеллигентности и осуждение интеллектуальности.
Подпольная Россия профессиональных революционеров вела партизанскую войну против Российского государства. Профессиональные партизаны редко называли себя «интеллигентами», они предпочитали именоваться «нигилистами», «революционерами», «боевиками». И это правильно, ибо насилие, взятое ими на вооружение, выводит их за пределы интеллигентности. Образованные и креативные революционеры (их было немало) соответствуют фигурам интеллектуалов, остальные — полуинтеллектуалы[52].
Опыт субкультуры Подпольной России показал, что квазигуманистический альтруизм партийного руководства часто перерождается в эгоистический деспотизм или даже в аморальный цинизм. Деспотизм чужд альтруизма и толерантности, но он базируется на некоторых культурных ценностях, прежде всего — определенной идеологии. Содержание идеологии не имеет значения, важно, чтобы она способствовала укреплению власти деспота. Циник — законченное воплощение эгоизма, чуждое каким-либо нравственным нормам и культурным традициям («великие провокаторы» С. Дегаев и Е. Азеф — реальные олицетворения цинизма). Субкультурная мифология презрительно третирует конформистов (мещан, филистеров) как своекорыстных трикстеров, антиподов подлинной интеллигенции, признавая тем самым их наличие в реальной интеллигентской среде.
Можно сделать вывод, что русская интеллигенция XIX века вовсе не была «на одно лицо», а, напротив, отличалась многообразием, в котором представлены практически все фигуры интеллигентов и интеллектуалов. Поэтому часто встречающиеся осуждения или апологетика, адресованные пореформенной интеллигенции в целом, по сути дела, безадресны и нуждаются в уточнениях.
Естественно, перечисленные фигуры обнаруживаются в последующих поко-лениях русской интеллигенции. Культурная элита Серебряного века богата гуманистами, скептиками, снобами; футуристы и абстракционисты культивировали нигилизм; на политической арене гос-подствовали квазигуманисты, деспоты, циники. Нет необходимости называть имена. В эпоху диктатуры пролетариата эти яркие творческие личности были объявлены классовыми врагами и заклеймены ярлыком гнилая интеллигенция. Этот ярлык совершенно бессмыслен, как и обвинения большевиков в «сатанинстве», «бестиализации», «каннибализме», «жидо-масонстве» и пр. (см. выше). Подобные инвективы исключим из рассмотрения, потому что они не являются мифами, ибо не содержат элементов знания, а преисполнены злобным вымыслом.
Особого внимания заслуживает «веховской» миф, пользующийся доверием в научных кругах. Доверие это не оправдано. Герой этого мифа похож на социальный портрет реального русского интеллигента Серебряного века в той же мере, в какой обитатель Подпольной России подобен интеллигенту-богоискателю. Как ни странно, но талантливые авторы не заметили, что, толкуя в своих статьях о русской интеллигенции, они главным образом обличали радикальные субкультуры в лице их рядовых последователей. Судя по описанию «веховского» героя, он вовсе не является интеллигентным человеком, ибо не способен к самостоятельному мышлению, малообразован, чужд культуре и гуманизму. Его нельзя отнести к интеллигенции, потому что он не обладает обязательными для интеллигента качествами образованности и креативности; по сути дела, речь идет о фигуре полуинтеллектуала-фанатика. Ценный вклад авторов сборника «Вехи» в «бесовский» раздел интеллигентской мифологии состоит в том, что они пополнили ее фигурой полуинтеллектуала. Грех же их я вижу в том, что они, создав печальный прецедент, окрестили полуинтеллектуала-фанатика «русским интеллигентом».
С легкой руки авторов «Вех» в XX веке различия между интеллигентами, интеллектуалами, полуинтеллигентами, полуинтеллектуалами в расчет не принимались; все они считались «русской интеллигенцией». Почему недопустимо подобное смешение? Зададимся простым вопросом: является ли В. И. Ленин русским интеллигентом? Вспомним историю.
Большевизм в начале XX века представлял собой одну из интеллигентских радикальных субкультур, исторически выросшую из марксистских кружков пореформенной России. Ленинизм объединил гуманистические начала марксизма с революционным радикализмом, тем самым создав квазигуманистическую идеологию, то есть идеологию, исповедующую гуманизм и уважение к культуре, допуская одновременно диктат, насилие, интолерантность (цель оправдывает средства). Вследствие квазигуманистической идеологии большевизм становится не интеллигентской, а интеллектуальной субкуль-турой. Получается, что по существу своему большевизм — квазигуманистическая субкультура русских интеллектуалов, а В. И. Ленин не интеллигент, а интеллектуал-квазигуманист.
Большевистской субкультуре была суждена необыкновенная судьба, — она проделала эволюцию от подпольной кружковщины до тоталитарной правящей партии и далее — до номенклатурной аристократии. Номенклатура представляет собой интеллектуальную кастовую субкультуру с четко определенными нормами поведения и ценностями, которые существенно отличаются от субкультурных норм и ценностей дореволюционного большевизма. Она постепенно преобразовалась в относительно замкнутую корпорацию («новый эксплуататорский класс»), подобную дворянской аристократии царских времен. Корпоративный эгоизм, цинизм и оторванность от народа номенклатурной геронтократии стали очевидными в 70-е годы. Интеллигенты-шестидесятники, особенно диссиденты, были главными критиками -одряхлевшего тоталитаризма.
Пробуждение интеллигентности в поколении шестидесятников означало не что иное, как отказ от большевистского квазигуманизма в пользу интеллигентского гуманизма, сохранившегося со времен народничества и Серебряного века. Миф о «двойном сознании» советской интеллигенции, провозглашенный В. Кормером (см. выше), относится к интеллигентам-конформистам, а вовсе не ко всей интеллигенции советской эпохи. Современниками конформистов 60–70-х годов были диссиденты, в рядах которых распознаются интеллигенты-гуманисты, интеллигенты-скептики и интеллектуалы-нигилисты, интеллектуалы-деспоты.
Раскол поколения восьмидесятников, отраженный в фаустовском мифе и Лихачев-мифе, можно трактовать как контроверзу технократической интеллектуальности и гуманистической интеллигентности. Творческие потенции фаустовского человека не ограничиваются профессиональным обслуживанием социальных потребностей, они протираются до претензий технократического господства над обществом. Д. С. Лихачев решительно отвергал подобную перспективу. Трудно не прислушаться к его словам: «Я мыслю себе XXI век как век развития гуманитарной культуры, культуры доброй и воспитывающей, закладывающей свободу выбора профессии и применения творческих сил. Образование, подчиненное задачам воспитания, разнообразие средних и высших школ, возрождение чувства собственного достоинства, не позволяющего талантам уходить в преступность, возрождение репутации человека как чего-то высшего, которой должно дорожить каждому, возрождение совестливости и понятия чести — вот в общих чертах то, что нам нужно в XXI веке. Не только русским, конечно, но особенно русским, потому что именно это мы в значительной мере потеряли в нашем злополучном XX веке»[53].
Глубинный замысел нашей работы состоял в том, чтобы вопреки мифологической эсхатологии нащупать надежные и неколебимые основы, гарантирующие существование отечественной интеллигенции в наступившем столетии. Мне кажется, что искомые основы имеются. Русская ин-теллигенция не Шамаханская царица, -и «пропала, будто вовсе не бывала», не ее судьба. Думаю, что не следует торопливо выпроваживать интеллигенцию с «исторической арены». Ее судьбу решит молодое постсоветское поколение, формирующееся сейчас на студенческой скамье. Чтобы обрести хотя бы относительную ясность, мы обратились к студентам нескольких гуманитарных вузов с просьбой ответить на три вопроса, предложив на выбор варианты ответов. В опросе участвовало около семиста респондентов. Были получены следующие результаты:
1. Каково Ваше отношение к интеллигенции?
А. Мои родители — интеллигентные люди, и я хочу быть интеллигентом — 65%.
Б. Мои родители неинтеллигентны, но я хочу быть интеллигентом —23%.
В. Мои родители интеллигентны, но я не хочу быть интеллигентом — 5%.
Г. Мои родители неинтеллигентны, и я не хочу быть интеллигентом — 7%.
2. Должны ли Ваши дети быть интеллигентнее своих родителей?
А. Обязательно должны, и я буду всячески этому способствовать — 76,3%.
Б. Совсем не обязательно, но, если захотят, пусть будут — 22,2%.
В. Интеллигентность не лучшее качество в человеке, и незачем ее культивировать — 1,5%.
3. Какие социальные функции выполняет интеллигенция в России?
А. Интеллигенция — ум, честь и совесть России — 64%.
Б. Интеллигенция — это люди, занятые умственным трудом — 31%.
В. Интеллигенция — бедствие и несчастье России — 5%.
Полученные ответы показывают, что постсоветские студенты в массе своей воспринимают интеллигентность как привлекательную ценность и хотели бы приобщиться к интеллигенции (доля потенциальных «неинтеллигентов» около 10%). Две трети опрошенных связывают с интеллигентским званием выполнение культурно-творческих функций, и только 5% относятся к интеллигенции отрицательно. Конечно, результаты наших опросов нужно уточнять и перепроверять, но они лишний раз свидетельс твуют о том, что нам не угрожает реализация интеллигентских эсхатологических мифов в обозримом будущем и дети восьмидесятников займут свое место в ряду поколений русской интеллигенции.
[1] 1Кормер В. Ф. Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура. М., 1997. С. 209.
[2] Цит. по: Лисочкин И. Интеллигенция: от неистового Виссариона до незабвенного Васисуалия // СПб ведомости. 1997. 27 марта..
[3] Олейник О. Ю. Изучение проблем интеллигенции в 90-е годы: справочно-библиографическая информация // Интеллигенция и мир. 2001. №1. С. 91–100.
[4] Панченко А. М. Не хочу быть интеллигентом // Московские новости. 1991. № 50.
[5] Кураев М. Н. Нужна ли России интеллигенция в XXI веке? Петербург. Интеллигент. Филистер // Феномен Петербурга: Труды 2-й Международной конференции. СПб., 2001. С. 147.
[6] Онтология (дословно «учение о сущем») — раздел философии, изучающий основы бытия, устройство реального мира.Онтология интеллигенции имеет своей задачей раскрытие реального, а не мифического бытия (существования) интеллигенции в обществе.
[7] Зернов Н. Русское религиозное возрождение ХХ века. Париж, 1991. С. 18.
[8] Кондаков И. В. К феноменологии русской интеллигенции // Русская интеллигенция. История и судьба. М., 1999. С. 71.
[9] Квакин А. В. Мифы и реалии истории русской интеллигенции // Интеллигент и интеллигентоведение на рубеже XXI века: итоги пройденного пути и перспективы: Тезисы докл. Иваново, 1999. С. 34–35.
[10] Гаспаров М. Л. Русская интеллигенция как отводок европейской культуры // Русская интеллигенция и западный интеллектуализм: история и типология: Материалы международной конференции. М.; Венеция. С. 26.
[11] 4Моисеев Н. Н. Атавизация и интеллигенция // Знание — сила. 1990. № 6. С. 13.
[12] Интеллигенция и власть: Сб. статей. Вып. 4. М., 1992. С. 6.
[13] Струве П. Б. Избранные сочинения. М., 1999. С. 272.
[14] Волков С. В. Интеллектуальный слой в советском обществе. М., 1999. С. 30.
[15] Апинян Т. А. Мифология: теория и событие: Учебник. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005. 281 с.
[16] Искандер Ф. А. Государство и совесть // Конгресс российской интеллигенции. СПб., 1998. С. 89.
[17] Успенский Б. А. Русская интеллигенция как специфический феномен русской культуры // Русская интеллигенция и западный интеллектуализм: история и типология: Материалы международной конференции. М.; Венеция, 1999. С. 14.
[18] Каган М. С. Воспроизводство российской интеллигенции как педагогическая проблема // Формирование российского интеллигента в университете. СПб., 2000. С. 130–133.
[19] Франк С. Этика нигилизма // Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. Репринтное издание 1909 года. М., 1990. С. 177.
[20] Иванов-Разумник. История русской общественной мысли. Т. 1. СПб., 1907. С. 10.
[21] Trickster — мифическое сверхъестественное существо, принимающее различные обличия и обычно творящее козни, причиняющие зло.
[22] Розанов В. В. Уединенное. М., 1990. С. 425.
[23] Неретина С., Огурцов А. Время культуры. СПб., 2000. С. 26.
[24] В тургеневское время «нигилистами» называли невежд, пустых людей (Надеждин Н. И. «Сонмище нигилистов» (1829); Белинский В. Г. «Провинциальные бредни и записки Дормедона Васильевича Прутикова»; рецензии Н. А. Добролюбова). После романа «Отцы и дети» термин был переосмыслен.
[25] Писарев Д. И. Схоластика XIX века // Писарев Д. И. Сочинения: В 4 т. Т. 1. М., 1955. С. 135. Позже П. Л. Лавров более изящно сформулировал эту программу: «Нигилизм не был никогда └отрицанием всего“, но он был отрицанием права чего бы то ни было или кого бы то ни было пользоваться уважением и быть принятым в руководство без предварительной строгой критики» (Лавров П. Л. Избранные произведения: В 2 т. Т. 2. М., 1965. С. 664–665).
[26] 1Кропоткин П. А. Этика. М., 1991. С. 404–406.
[27] «Исторические письма» были опубликованы в еженедельнике «Неделя» в № 1–47 за 1868 год и № 6, 11, 14 в 1869 году. В переработанном виде «Письма» вышли в свет в виде книги в 1870 году под псевдонимом П. Миртов.
[28] 2Лавров П. Л. Избранные произведения: В 2 т. Т. 2. М., 1965. С. 92.
[29] Степняк-Кравчинский С. М. Грозовая туча России. М., 2001. С. 42, 50, 51.
[30] Цит. по: Пушкарев С. Г. Обзор русской истории. М., 1991. С. 328.
[31] Бердяев Н. А. Русская идея // Вопросы философии. 1990. № 2. С. 135–136.
[32] Записки Петербургских религиозно-философских собраний. 1901–1903. М.: Республика, 2005.
[33] Бердяев Н. А. Кто виноват? // Русская свобода. 1917. № 18.
[34] Кара-Мурза А. А., Поляков Л. В. Русские о большевизме. Опыт аналитической антологии. СПб.: РХГИ, 1999. 440 с.
[35] Мокиенко В. М., Никитина Т. Г. Толковый словарь языка Совдепии. СПб., 1998. С. 230–231.
[36] Левидов М. Организованное упрощение культуры // Красная новь. 1923. № 1. С. 318.
[37] Советские люди. М., 1974. С. 3.
[38] Глезерман Г. Рождение нового человека. Проблемы формирования личности при социализме. М., 1982. С. 244. Данная диалектическая формула восходит к известным максимам М. Горького: «Если враг не сдается, его уничтожают» и «Не умея ненавидеть, невозможно искренне любить». Горький убежденно настаивал, что работа чекистов в исправительно-трудовых лагерях представляет собой подлинный гуманизм, подлинную любовь к человеку.
[39] Зиновьев А. Гомо советикус. Мой дом — моя чужбина. М., 1991. С. 310, 312.
[40] Мандельштам Н. Воспоминания. Нью-Йорк, 1970. С. 352–353.
[41] Кумпан Е. Наши старики // История ленинградской неподцензурной литературы: 1950–1980-е годы: сборник статей. СПб., 2000. С. 30.
[42] Кормер В. Ф. Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура. М.: Традиция, 1997.
[43] Кормер В. Ф. Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура. М., 1997. С. 224, 225, 226.
[44] Грушин Б. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Жизнь 1-я. Эпоха Хрущева. М., 2001. С. 159–222.
[45] Ципко А. Головокружение от перестройки // Литературная газета. 2005. 19–25 января.
[46] Волков С. В. Интеллектуальный слой в советском обществе. М., 1999. С. 83–112.
[47] Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т. 1. Гештальт и действительность. М.: Мысль, 1993. 663 с. Вообще говоря, фаустовский миф можно изначально понимать как миф-анафему: ведь Фауст заложил душу Дьяволу.
[48] Федотов Г. П. Судьба и грехи России: В 2 т. Т. 1. М., 1991. С. 97.
[49] Бердяев Н. А. Самопознание. Опыт философской автобиографии. М., 1991. С. 231.
[50] Гранин Д. Интеллигенция: что с ней? где она? // Час пик. 1997. 17 сентября.
[51] Покровский Н. Е. Прощай, интеллигенция! // На перепутье (Новые вехи): Сб. статей. М., 1999. С. 50.
[52] Полуинтеллигенты (полуинтеллектуалы) -от-ли-чаются от интеллигентов (интеллектуалов) тем, что обладают недостаточной образован-ностью или креативностью, то есть не соот-ветствуют полностью формуле интеллигент-ности.
[53] Лихачев Д. С. О национальном характере русских // Лихачев Д. С. Об интеллигенции. СПб., 1997. С. 377.
http://magazines.russ.ru/neva/2007/8/so13.html
Community Info