Гуляя сегодня по окрестностям, на улице Генерала Кузнецова набрел на застекленную полочку-"скворечник" под названием "Свободная библиотека" и взял десяток замечательных книг, в том числе изящное флип-издание (умещается в ладони) знаменитого романа англичанина Джона Фаулза "Любовница французского лейтенанта" (1969). Роман - классика, известен всякому культурному человеку, но до чего же любовно его русский перевод выпустило в свет в 2014 г. издательство Эксмо! Великолепный книжный дизайн, несколько крупный, но для меня оптимальный шрифт, и вполне приличный аппарат Примечаний (стр. 946-1002, автор М.И. Беккер).

Как раз читаю дневниковые записи английского постмодернистского классика за 1969 год, когда нарастал вал интереса к этому его произведению. Искренний и очень меня стимулирующий текст, близки мне душевные переживания автора. Весьма оригинальны его характеристики других корифеев литературы. И вот в записи 3-11 октября 1969 года он пишет о Владимире Набокове и о его романе "Ада" (1968)(а я в эти дни читаю изданную в прошлом году качественную книгу профессора Алексея Матвеевича Зверева "Набоков" из серии "Жизнь замечательных людей"):
"Набоков, "Ада". Безнравственный он старик, грязный старик; роман, по большей части, мастурбация; доставляющие физическое наслаждение мечтания старого человека о юных девушках; все окутано осенней дымкой в духе Ватто, очень красиво, он вызывает из области воспоминаний сцены, мгновения, настроения, давно минувшие часы почти так же искусно, как Пруст. Его слабая сторона - та, где он ближе к Джойсу, хотя, мне кажется, она нужна ему больше, чем большинству писателей. Я хочу сказать, что сентиментальные, слабые места как-то очень гладко, легко переходят у него в замечательные прустовские сцены. Думаю, неорганизованность огромной эрудиции, проистекающая от усиленного чтения и странных увлечений, никогда не даст ему подняться на вершину Парнаса; но и без того есть нечто неприятное в отбрасываемой им тени - нарциссизм, онанистическое обожание его, Набокова. Почти как у Жене, но без искренности последнего" (Иностранная литература, Москва, 2016, № 8, стр. 188-189).
Через месяц с лишним, 7 ноября 1969 года (долго же он читал роман Набокова!), Джон Фаулз записывает:
"Я заканчиваю "Аду". Получил от романа большое удовольствие; это роман для писателей - так у Баха, говорят, есть музыка для музыкантов. Значит, только другой писатель - точнее сказать, писатель той же породы, вроде меня - может понять, о чем этот роман. Думаю, что понимаю Набокова лучше любого его читателя, хотя это не означает, что я больше знаю об источниках книги или связи ее с другими произведениями; просто я понимаю его, как Клэра или Гарди. Психологически я той же породы.
Особенно нравится мне набоковская идея времени, которое он рассматривает, скорее, как функцию памяти, чем пространства, - настоящее - то, что в данный момент присутствует в его мозгу, прошедшее - что отсутствует, поэтому то, что вспоминается, может быть ближе того, что непосредственно воспринимаешь органами чувств" (Там же, стр. 191-192).

Как раз читаю дневниковые записи английского постмодернистского классика за 1969 год, когда нарастал вал интереса к этому его произведению. Искренний и очень меня стимулирующий текст, близки мне душевные переживания автора. Весьма оригинальны его характеристики других корифеев литературы. И вот в записи 3-11 октября 1969 года он пишет о Владимире Набокове и о его романе "Ада" (1968)(а я в эти дни читаю изданную в прошлом году качественную книгу профессора Алексея Матвеевича Зверева "Набоков" из серии "Жизнь замечательных людей"):
"Набоков, "Ада". Безнравственный он старик, грязный старик; роман, по большей части, мастурбация; доставляющие физическое наслаждение мечтания старого человека о юных девушках; все окутано осенней дымкой в духе Ватто, очень красиво, он вызывает из области воспоминаний сцены, мгновения, настроения, давно минувшие часы почти так же искусно, как Пруст. Его слабая сторона - та, где он ближе к Джойсу, хотя, мне кажется, она нужна ему больше, чем большинству писателей. Я хочу сказать, что сентиментальные, слабые места как-то очень гладко, легко переходят у него в замечательные прустовские сцены. Думаю, неорганизованность огромной эрудиции, проистекающая от усиленного чтения и странных увлечений, никогда не даст ему подняться на вершину Парнаса; но и без того есть нечто неприятное в отбрасываемой им тени - нарциссизм, онанистическое обожание его, Набокова. Почти как у Жене, но без искренности последнего" (Иностранная литература, Москва, 2016, № 8, стр. 188-189).
Через месяц с лишним, 7 ноября 1969 года (долго же он читал роман Набокова!), Джон Фаулз записывает:
"Я заканчиваю "Аду". Получил от романа большое удовольствие; это роман для писателей - так у Баха, говорят, есть музыка для музыкантов. Значит, только другой писатель - точнее сказать, писатель той же породы, вроде меня - может понять, о чем этот роман. Думаю, что понимаю Набокова лучше любого его читателя, хотя это не означает, что я больше знаю об источниках книги или связи ее с другими произведениями; просто я понимаю его, как Клэра или Гарди. Психологически я той же породы.
Особенно нравится мне набоковская идея времени, которое он рассматривает, скорее, как функцию памяти, чем пространства, - настоящее - то, что в данный момент присутствует в его мозгу, прошедшее - что отсутствует, поэтому то, что вспоминается, может быть ближе того, что непосредственно воспринимаешь органами чувств" (Там же, стр. 191-192).
Community Info